Универсальность использования языка определяется тем что он

§ 1. Универсальность языка

Однако почему же тогда на дороге не используют для регулирования движения знаки языковые? Дело в том, что в обычной дорожной ситуации у дорожных знаков имеются свои преимущества. Автомобили двигаются на большой скорости, время на восприятие информации весьма ограниченно, поэтому знак должен быть лаконичным, что характерно для глобальных знаков, составляющих большинство искусственных знаковых систем. Экспонент же языкового знака линеен, т. е. представляет собой цепочку последовательно расположенных звуков или графических знаков. На восприятие такого знака необходимо значительно больше времени. Кроме того, в условиях плохой видимости отдельные элементы надписи могут быть скрыты. В этом смысле глобальный знак также надежнее. Таким образом, линейность означаемого языкового знака служит объективным фактором, снижающим возможности применения языковых знаков в условиях, где затруднено надежное восприятие означающего.

Ситуации применения устных команд также имеют ограничения, что связано с возможностями голосового и слухового аппарата человека: без специального оборудования в условиях нормальной слышимости звуковые сигналы, подаваемые с помощью голоса человека, могут быть восприняты на расстоянии около 10 м.

Универсальность языка обусловлена особенностями его строения. Это самая большая знаковая система, включающая в себя до нескольких десятков тысяч знаков-морфем и нескольких сотен тысяч знаков-слов. Содержательная сторона знаков искусственных семиотических систем всегда ограничена той сферой деятельности человека, которую обслуживает данная система. Например, в систему знаков, используемых химиками, входят только буквенные знаки, называющие химические элементы, числовые индексы, отражающие количества атомов и молекул, значки, показывающие особенности протекания химических реакций. Вряд ли в такой системе возможен знак со значением „главная дорога’: это не соответствует здравому смыслу.

¦ Асимметрия языковых знаков также обеспечивает его использование как универсальной знаковой системы, поскольку уже имеющиеся знаки по известным всем носителям языка правилам могут быть приспособлены к передаче нового содержания. Например, любой говорящий на русском языке регулярно пользуется метонимической моделью ‘учреждение’ ^ „здание учреждения’ ^ ‘люди, представляющие это учреждение’ (наша школа была открыта; наша школа отремонтирована; вся школа голосовала), поэтому контекст вроде Кафе требовало справедливости, в котором слово кафе использовано в значении ‘люди’, не указанном в словаре, будет понят абсолютно верно.

Источник

Универсальность языка, как объекта исследования

В 20 в. Я. изучает язык как универсальную, неотъемлемую принадлежность человека, homo sapiens, и языки в их многообразных конкретно-исторических формах. Общее Я. исследует универсальные свойства языка — прежде всего наиболее общие закономерности его структурно-системной и знаковой организации (см. Структура, Знак языковой), семантики (См. Семантика) и Синтаксиса естественного и машинного языков, а в естественном языке (в отличие от машинного) также фонетики (См. Фонетика). Универсальность структурно-системных и знаковых свойств языка определяется тем, что язык — знаковая система особого рода. Универсальность семантики обусловлена единством объективного мира, его отражения в сознании и преобразования в общественной практике людей: универсальность синтаксиса — назначением языка служить целям общения, что определяет общие черты в построении высказывания на любом языке. Универсальность фонетики обусловлена главным образом одинаковым устройством и функционированием речевого аппарата людей (антропофоникой). Общие закономерности знаковой организации, структуры, семантики, синтаксиса и фонетики исследуются преимущественно различными разновидностями гипотетико-дедуктивного метода (логическим, психологическим, моделированием) и обычно становятся объектами особых дисциплин: теоретической (или общей) семантики, теоретического (или общего) синтаксиса, теоретической (или общей) фонетики, теории языковых систем и структур, теории порождающих грамматик и т. д.

Семантика (от др.-греч. σημαντικός — обозначающий) — раздел языкознания, изучающий значение единиц языка. В качестве инструмента изучения применяют семантический анализ.

Фонетика (греч. phonetikos – звуковой, от phone – звук) — раздел языкознания (См. Языкознание), изучающий звуковую сторону языка. В отличие от др. лингвистических дисциплин, Ф. исследует не только языковую функцию, но и материальную сторону своего объекта: работу произносительного аппарата, а также акустическую характеристику звуковых явлений. Поэтому Ф. связана также с нелингвистическими дисциплинами: с анатомией и физиологией речеобразования и восприятия речи, с одной стороны, и с акустикой речи – с другой. Как и языкознание вообще, Ф. связана с психологией, поскольку речевая деятельность является частью психической деятельности человека.

Теории происхождения языка (критический аспект)

Теория звукоподражания

Теория звукоподражания идет от стоиков и получила поддержку в XIX и даже XX в. Суть этой теории состоит в том, что «безъязычный человек», слыша звуки природы (журчание ручья, пение птиц и т. д.), старался подражать этим звукам своим речевым аппаратом. В любом языке, конечно, есть некоторое количество звукоподражательных слов типа ку-ку, гав-гав, хрю-хрю, пиф-паф, кап-кап, апчхи, xa-xa-xaи т. п. и производных от них типа куковать, кукушка, гавкать, хрюкать, хрюшка, ха-ханъки и т. п. Но, во-первых, таких слов очень немного, во-вторых, «звукоподражать» можно только «звучащему», а как же тогда назвать «безгласное»: камни, дома, треугольники и квадраты и многое другое?

Отрицать звукоподражательные слова в языке нельзя, но думать, что таким механическим и пассивным образом возник язык, было бы совершенно неправильно. Язык возникает и развивается у человека совместно с мышлением, а при звукоподражании мышление сводится к фотографии. Наблюдение над языками показывает, что звукоподражательных слов больше в новых, развитых языках, чем в языках более примитивных народов. Это объясняется тем, что, для того чтобы «звукоподражать», надо в совершенстве уметь управлять речевым аппаратом, чем первобытный человек с неразвитой гортанью не мог владеть.

Теория междометий

Теория междометий идет от эпикурейцев, противников стоиков, и заключается в том, что первобытные люди инстинктивные животные вопли превратили в «естественные звуки» – междометия, сопровождающие эмоции, откуда якобы произошли и все иные слова. Эту точку зрения поддерживал в XVIII в. Ж.-Ж. Руссо.

Междометия входят в словарный состав любого языка и могут иметь производные слова, как в русском языке: ax, ox и ахать, охать и т. п. Но опять же таких слов очень немного в языках и даже меньше, чем звукоподражательных. Кроме того, причина возникновения языка сторонниками этой теории сводится к экспрессивной функции. Не отрицая наличия этой функции, следует сказать, что в языке есть очень многое, не связанное с экспрессией, и эти стороны языка являются самыми важными, ради чего и мог возникнуть язык, а не только ради эмоций и желаний, чего не лишены и животные, однако языком они не обладают. Кроме того, данная теория предполагает наличие «человека без языка», который пришел к языку через страсти и гнева.

Источник

Универсальность использования языка определяется тем что он

Язык — это знаковая система произвольной природы, посредством которой осуществляется человеческое общение на различных уровнях коммуникации и трансляции, включая операции мышления, приобретение, хранение, преобразование и передачу сообщений (сигналов, информации, знаний) и связанные процессы. Язык также является универсальным средством объективации действительности как в индивидуальном, так и в общественном сознании, выступая в качестве первичной, наиболее естественной основы репрезентации мира (см. Бытие). В качестве многоаспектного феномена язык выступает предметом изучения различных теоретических дисциплин: логики, лингвистики, семиотики, психологии (психолингвистики), социологии (социолингвистики), культурологии и других.

Язык играет ведущую роль в формировании и развитии человеческого сознания, так как мыслительная деятельность человека, во всяком случае в более или менее развитых формах, неотделима от использования языков того или иного рода. Именно использование языка позволяет человеку производить основную часть мыслительных операций (см. Мышление). Одновременно язык выступает основным средством коммуникации и трансляции, обеспечивая извлечение (приобретение), накопление, хранение, преобразование и передачу информацию и знаний. Благодаря языку возможно существование и развитие абстрактного мышления, поэтому наличие языка является, среди прочего, необходимым инструментом обобщающей деятельности мышления. Синтетические свойства языка (его системная организация, дискретность смысла его единиц, возможность их комбинаторики по определённым правилам и другие) обеспечивают возможность формирования текстов как сложных знаков (см. Знак) с развитой системой модальности (см. Модальность), что задаёт языку как знаковой системе свойство универсальности в выражении как процессуальности человеческого сознания и его состояний, так и целостной системы представлений о мире в качестве результата познания.

В качестве средства выражения язык обладает способностью фиксировать ощущения, восприятия, представления, понятия, суждения и рассуждения, осознаваемые и создаваемые человеком. При этом если ощущения, восприятия и представления могут существовать как в языке, так и вне его (в виде чувственных образов), то понятия, суждения и рассуждения, будучи инструментами и результатами сознания и познавательной деятельности, не существуют вне языка. Благодаря этой функции языка человек получает возможность объективировать (представить в вещественной и чувственно воспринимаемой форме) происходящие в нём неявные процессы осознания, восприятия, сознания и познания.

В качестве средства общения язык обладает универсальностью своих выразительных возможностей и общностью (интерсубъективностью) своих значений. Универсальность означает, что в принципе в языке можно выразить любое ощущение, восприятие, представление и понятие, построить (и далее анализировать) любое суждение и рассуждение, имеющее значение. Общность (интерсубъективность) означает, что любое данное выражение языка имеет приблизительно одинаковое значение для всех, кто понимает и использует этот язык. Тот факт, что одни и те же выражения языка имеют приблизительно одинаковые значения, позволяет языку служить орудием общения между всеми использующими его людьми. Язык может служить средством общения между различными людьми посредством перевода с одного языка на другой. Перевод есть установление того, что определённые конкретные последовательности символов в разных языках имеют одинаковые значения.

Используя язык в качестве орудия общения, человек, осознающий своё собственное Я, может общаться также с самим собой (см. Автокоммуникация). Сознание в этом случае становится самосознанием, средством самоанализа и самоконтроля, реализации известного с древних времён требования «познай самого себя», средством саморазвития. Познание самого себя позволяет человеку лучше понять, как ведут себя другие люди (другие Я), определить своё место в мире.

Использование языка в качестве орудия общения обладает важным значением для человека, так как становление и развитие человека происходит в обществе, основанном на совместной деятельности людей. Язык позволяет выразить и сделать одинаково понятными для всех правила участия в этой деятельности, её промежуточные и конечные цели, служит универсальным средством хранения и передачи любой социально значимой информации. Благодаря этому язык становится общественным явлением (см. Общество), частью человеческой культуры (см. Культура).

Как и любое общественное явление, язык подвержен изменениям во времени, образующим историю языка. В своей совокупности они составляют эволюцию языка, которая, как правило, отличается крайне медленным темпом происходящих в нём изменений. Все другие изменения в обществе происходят быстрее, поэтому их результаты даже на длинных интервалах времени могут быть зафиксированы практически в одном и том же языке и стать понятными людям различных поколений и даже эпох. Благодаря такой «консервативности» (инерции изменений) язык является частью не только существующей культуры, но и культуры народа на протяжении всей его истории. Язык тем самым вносит значительный вклад в познание человеком своего прошлого бытия, делая тем самым возможным и прогноз относительно будущего.

Ещё одно фундаментальное свойство языка — наличие неявно заданной «картины мира», поддерживающей в качестве фундамента систему значений выражений языка. Поскольку она задана неявно, то о такой картине трудно судить с полной определённостью. Известно, однако, что она представляет мир в виде той или иной совокупности вещей, свойств и отношений, несколько размытых, но тем не менее упорядоченных в пространстве и времени. Чем сложнее и разнообразнее эта «картина мира», тем больше выразительные возможности языка и тем сложнее сам язык, тем сильнее зависимость поведения и сознания человека от используемого им языка, причём эта зависимость может не осознаваться.

Все языки принято разделять на естественные (вербальные языки общения) и искусственные (созданные человеком кодовые системы). Под естественным языком понимается язык, который возник и развивается в процессе естественной эволюции человеческих сообществ, и используется как средство выражения мыслей и общения между людьми. Искусственный язык создаётся людьми для каких-либо функционально-деятельностных целей и специальных потребностей. В соответствии с типом языка условно различаются знаки естественных и искусственных языков. Главной особенностью языковых знаков является то, что они входят в систему знаков и функционируют как знаки только в ней, в соответствии с имеющимися в ней правилами — как явными, так и неявными. Языковые знаки можно определить как материальные объекты, предназначенные для использования в качестве знаков. Использование знаков в языках основано на абстракции отождествления, в силу которой отождествляются однотипные знаки, порождённые в различных условиях, в различное время, различными средствами, имеющие различную материальную природу и свойства. Так, некоторая буква может быть записана при помощи различных шрифтов, но при этом считается одной и той же буквой, а разные варианты её записи понимаются как различные экземпляры одного и того же знака. Среди всех знаковых систем следует выделить пропозициональные системы, из них доминирующую роль играет устный язык, первичный относительно всех остальных систем этого класса. Определённая последовательность знаков, организованная в рамках той или иной знаковой системы, составляет знаковое сообщение — текст. Фиксация текста визуальными средствами привела к созданию письменности, которая является важным способом транспонирования речи в другую среду. При этом письменный язык обнаруживает тенденцию к развитию собственных структурных свойств. Искусственные знаковые системы (формализованные, машинные и другие искусственные языки), которые используются для различных научных и технических применений, являются трансформами естественного языка — в особенности его письменной разновидности. Поскольку развитие и совершенствование знаковых систем определяется потребностями общественной практики, становление науки и техники привело к введению в естественные языки специальных графических знаков, используемых для сокращения, выражения понятий, суждений, способов оперирования объектами, рассматриваемыми в науке и технической среде. Такие языки позволяют добиваться однозначности использованных терминов и фиксировать понятия, для которых в естественном языке нет словесных выражений.

Анализ понятия языка и знака занимал важное место в философии (см. Философия) и научном познании (см. Наука). Хотя специальные области исследований языка и знаковых систем сформировались достаточно поздно, история философского осмысления проблематики языка имеет длительную историю. Философское осмысление языка осуществлялось в контексте общего познания природы и человека в античной философии, где сформировались две основные концепции природы языка и языковых знаков. У истоков одной из них стоит Аристотель, который утверждает условный, договорный характер имён, о чём он говорит в работе «Об истолковании». Другая концепция нашла своё воплощение в работах Платона (в частности, в диалоге «Кратил») и у стоиков. В диалоге Платона «Кратил» ставится вопрос о том, закрепляет ли язык форму за содержанием «по природе» или «по соглашению». Главный участник диалога, Сократ, приходит к выводу, что репрезентация через подобие преобладает над использованием условных знаков, но имеет место и дополнительный фактор — соглашение, обычай и привычка. В теории стоиков знак рассматривался как сущность, образуемая отношением означающего («воспринимаемое») и означаемого («понимаемое»). Последнее учение часто называют «естественной» теорией происхождения языка. Согласно этому подходу, языковые знаки соответствуют природе обозначаемых объектов — хотя бы для «истинного языка» и «истинных имён». «Истинный язык» и имена в нём считались созданными богами или первыми людьми, которые в силу своей мудрости смогли постичь суть вещей и дать им имена в соответствии с их природой. Сторонники «естественной» концепции происхождения языка обычно утверждают, что со временем — по мере деградации людей (например, от Золотого века к Железному) — язык искажается, деградирует, и поэтому в современном им языке (языках) связь имён с обозначаемым уже не очевидна. «Естественная» теория происхождения языка имела место в различных культурах и учениях — почти во всех школах древнеиндийской философии, в конфуцианстве, гностицизме, суфизме и других. В европейской философии эта «линия Платона» отчётливо прослеживается до поздней схоластики, где, в частности, выступает обоснованием терминализма У. Оккама.

В новоевропейской традиции философия языка смыкается с методологией, эволюционирующей в контексте гносеологии. Развивается классическая парадигма философии языка, основанная на презумпции истолкования языка как внеположенной объективной реальности, открытой для когнитивного проникновения в рамках субъект-объектноой процедуры. В XIX веке значительный вклад в понимание природы языка внесла лингвистика, в которой разрабатывались различные аспекты функционирования естественных языков. Эти исследования восходят к трудам Ф. де Соссюра, определившего основные свойства знаковых систем естественных языков и заложившего методологические основы семиотики (см. Семиотика).

Соссюром впервые осуществлён системный подход к феномену языка. Выделяя значимость оппозиции «язык — речь», он обнаруживает четыре компонента языковой предметности:

Таким образом, по Соссюру, язык — это систематизированная совокупность правил, необходимых для коммуникации. В противоположность этому, речь — индивидуальное воплощение языка, включающая фонацию, реализацию правил и возможных комбинаций знаков.

Ч. С. Пирс, почти одновременно с Соссюром и независимо от него, также отмечает различие между «материальными качествами» — означающим знака и его «непосредственной интерпретацией», то есть означаемым. Однако, в отличие от Соссюра, который настойчиво подчёркивал условность языка, Пирс учением о трёх типах знаков давал основание для утверждения как фактического, так и условного характера связи между двумя составляющими знака. Он выделял иконический знак, знак-индекс и символический знак. Действие иконического знака основано на фактическом подобии означающего и означаемого, например, рисунка какого-либо дерева и самого дерева. Действие индекса (указательного знака) основано на фактической, реально существующей смежности означающего и означаемого. Действие символа основано на установленной по конвенции, усвоенной смежности означающего и означаемого. В данном случае связь основана на правиле и не зависит от наличия какого-либо сходства или физической смежности. Интерпретация символического знака возможна лишь при знании этого правила. Таким образом, в основе разделения знаков на иконические знаки, индексы и символы лежит преобладание одного из перечисленных факторов над другими.

К. Бюлер выдвинул четыре аксиомы языка, находящиеся на теоретическом стыке лингвистики с философией.

В первой аксиоме, носящей название «модель языка как органона», языковой знак рассматривается как инструмент, посредством которого «один сообщает другому нечто о вещи». Налицо модель канонической речевой ситуации, включающей говорящего, слушающего и предмет (и положение вещей), о которых идёт речь. Существенно при этом, что говорящий и слушающий не являются какими-то периферийными элементами, частью того, о чём может сообщаться; они занимают в речевой ситуации свои собственные позиции, так или иначе отражающиеся в высказывании. Особые позиции участников речевой ситуации предопределяет связь знака не только с предметами и ситуациями, о которых сообщается в высказывании, но и с каждым из них. Таким образом, знак оказывается наделённым тремя функциями: это символ в силу своей соотнесённости с предметами и положениями вещей, это симптом в силу своей зависимости от отправителя и это сигнал в силу своей апелляции к слушателю, чьим внешним поведением или внутренним состоянием он управляет.

Концепция трёх функций языка Бюлера была развита и модифицирована в работе Р. Якобсона «Лингвистика и поэтика». Якобсон выделяет шесть основных функций языка в зависимости от принятой установки:

«Эмотивная» функция Якобсона соответствует «экспрессивной» по Бюлеру, «коннотивная» — «апеллятивной», «референтивная» («когнитивная») — функции репрезентации, по Бюлеру.

Вторая аксиома Бюлера касается знаковой природы языка, в основе которой положен «заместительный» принцип («нечто стоит вместо другого»). Бюлер дополняет этот известный принцип «принципом абстрактивной релевантности», подразумевающим, что когда в роли знака-носителя смысла выступает чувственно воспринимаемая вещь, то с выполняемой ей семантической функцией не должна быть связана вся совокупность её конкретных свойств. Напротив, для её функционирования в качестве знака релевантен тот или иной «абстрактный момент». Аналогичная ситуация существует и в отношении содержания знака: в значение знака входит не вся безграничная совокупность признаков обозначаемых в конкретных случаях предметов и ситуаций, а только небольшая «сематологически релевантная» часть соответствующих признаков.

Третья аксиома предлагает «схему четырёх полей», в которой язык может рассматриваться как:

Важным здесь является выделение «речевых актов». Акты такого рода предусматриваются особенностями языковой репрезентации, всегда связанной с некоторой семантической неопределённостью, обусловливающей определённую степень свободы субъективного «смыслонаделения», которая ограничивается «объективными возможностями».

Четвёртая аксиома гласит, что язык по своей структуре представляет собой систему, состоящую по крайней мере из двух коррелятивных классов образований: слов и предложений. «Двухклассная» система использует при репрезентации две процедуры: выбор слов и построение предложений. Данная система сопоставима с концепцией Якобсона о наличии двух важных факторов, которые действуют на всех уровнях языка. Первый из этих факторов — селекция — «опирается на эквивалентность, сходство и различие, синонимию и антонимию», тогда как второй — комбинация, регулирующий построение любой последовательности, — «основан на смежности». Эти функции обнаруживают неисчерпаемый творческий потенциал естественного языка по сравнению с какими-либо другими знаковыми системами.

Наряду с указанными подходами, в европейской культуре закладываются другие парадигмы философии языка, вызванные к жизни рассмотрением последнего не в качестве объективно наличной ставшей реальности, внеположенной познающему сознанию, но напротив — в качестве творческой процессуальности, определяющей духовное бытие индивида и фактически совпадающей с ним. Первый импульс движения в этом направлении был задан в контексте предромантической философии XVIII века, трактовавшей человека как «языковое существо», а язык — как «форму развития человеческого духа» (И. Г. Гердер). Наиболее важной вехой оформления неклассической трактовки язык является идея о возможности толкования в качестве языка любой знаковой системы с заданной интерсубъективной семантикой (от исходной мысли В. Вундта о «языке жестов» до интегрального базисного тезиса Л. Витгенштейна «мир есть язык»).

Основоположником неклассической парадигмы истолкования языковых феноменов и основателем философии языка в собственном смысле этого слова является В. Гумбольдт. В его трактовке язык предстаёт не внешним средством выражения результатов мышления («ergon»), но «непроизвольным средством» протекания последнего, — процессуальным средством духовного творчества и обретения истины («energeia»). Язык, таким образом, представляет, по Гумбольдту, особый мир, конституированный духом и выступающий в качестве медиатора между духом и предметным миром: языковое опосредование предметности позволяет сделать её содержанием духа, открывая возможность мышления о мире. В этом контексте строй языка оказывается содержательной детерминантой мировосприятия и миропонимания («внутренняя форма» языка как «формирующий орган мысли»), что позволяет интерпретировать концепцию Гумбольдта как предвосхищение концепции лигвистической относительности. На базе идей Гумбольдта разворачивается широкий спектр психологизированных концепций языка и собственно психолингвистики.

Становление философии языка оказывает существенное воздействие не только на структурную организацию, но и на содержание проблемных полей философского знания. В этой связи конституирование философии языка рефлексивно осмыслено в философии как лингвистический поворот философской традиции, задающий интенцию на перевод философских проблем в плоскость языка и поиск их решения посредством языковой аналитики. Так, логическая семантика Г. Фреге исследует отношения обозначения, раскрывая связь смысла языковых выражений со значением в логическом смысле этого слова.

На идее о различии смысла и значения языковых выражений основана философская концепция Витгенштейна, фундированная отказом от традиционного субъект-объектного членения высказываний, понятых в качестве целостных и автономных. Внимание неклассической философии языка сфокусировано на так называемой проблеме семантического треугольника, то есть проблеме соотношения имени с десигнатом и денотатом соответствующего понятия. В этой связи логика мышления анализируется Витгенштейном посредством анализа логики языка, а поскольку ареал бытия совпадает с ареалом «метафизического субъекта», поскольку бытие совпадает со сферой вербальной артикуляции: «мы делаем предикатами вещей то, что заложено в наших способах их представления». В работах позднего Витгенштейна осуществляется переориентация от стремления к экспликации и анализу онтологически заданной, базовой априорной структуры языка на анализ плюральной вариативности его процессуальных актуализаций: значение не исходно, — оно возникает в ситуации контекстных словоупотреблений (номиналистический исток концепции Витгенштейна), организованных по определённым правилам (см. Языковые игры). Если правила построения языковых конструкций, являющиеся результатом конвенции «лингвистического сообщества», описываются Витгенштейном как «поверхностная грамматика», то законы организации языковых игр — как «формы жизни», оцениваемые им в качестве «глубинной грамматики», соотнесённой с фундаментальными структурами бытия. И если задачей философии является исследование языковых игр, то сверхзадачей — «языковая терапия», то есть аналитическое исключение из языка генерализаций как патологий.

Концепция Витгенштейна выступила основанием оформления в неклассической традиции философии лингвистического анализа (аналитической философии), ориентированной — в отличие от философии логического анализа — не на реорганизацию естественного языка в соответствии с внешними правилами, привнесёнными из логики, но — вслед за Витгенштейном — на анализ естественного функционирования слова в ситуативных контекстах с целью терапии неправильных (то есть генерализующих) словоупотреблений: не реформирование, но формирование языковых систем (своего рода языковых игр). В этой связи принято говорить о лингвистическом повороте в современной философии, задающем перевод содержательных проблем в плоскость языка и поиск их решения посредством языковой аналитики. Примером тому является так называемая онтологическая проблема, решение которой найдено в сопоставлении различных описаний мира и выборе среди них наиболее эффективного. Точно так же обсуждаются социальные (логика социальных наук, аналитическая философия истории, нарратология), моральные (этика дискурса), экзистенциальные проблемы (гермневтика) и даже религиозные проблемы (эпистемология религиозных верований).

Таким образом, именно в рамках лингвистической философии как особого вектора развёртки философской проблематики реализуют себя базовые интенции неклассической парадигмы трактовки языка. В рамках логического позитивизма Венского кружка разрабатываются концепции языка как фундаментального способа онтологической организации: «быть — значит быть значением связанной переменной» (У. Куайн). В этом контексте онтологическая проблематика артикулируется как проблема «перевода»: знание об объекте может быть объективировано в языке соответствующей теории Тn, а знание о ней — в языке теории Тn + 1, и так далее; однако «радикальный перевод», то есть перевод на языка реальности принципиально недостижим в связи с «непрозрачностью» основ и способов референции объектов этой реальности в структурах языка. В этом контексте остро возникает проблема интерпретации, а также проблема соотношения означающего и выражающего планов языка (противопоставление «референциального» и «эмотивного» словоупотребления у К. К. Огдена и И. А. Ричардса).

Острая актуализация проблем языкового формализма, а также механизмов осуществления таких процедур, как референция и интерпретация, позволило философии языка выступить в качестве методологической основы разработки концепции искусственных языков как семиотических систем, каждая из которых с точки зрения теории множеств предстаёт как семантический универсум и предполагает эксплицитно заданную сферу своей предметной аппликации. Однако, сама философия языка далека от идеи возможности адекватного моделирования естественного бытия языка в функционировании знакового формализма: Куайном формулируется идея «стимульного значения» как внеязыковых, привнесённых ситуативными «стимулами» детерминант принятия или не принятия высказывания.

Транзитивной по отношению к неклассической и современной (постмодернистской) парадигмам интерпретации языка является концепция, сформулированная в работах позднего Хайдеггера и основанная на принципиальном отказе от узко-специальной, сугубо семиотической его трактовки. По Хайдеггеру, человек как «пастух бытия» слушает его глубинный зов — призыв абсолютной семантической полноты, жаждущей обрести форму своего выражения. Именно в языке коренится для человека возможность свершения своего высшего предназначения: язык есть способность человека «сказать бытие», артикулировать в языковых структурах его голос, ибо устами говорящего говорит само бытие, обретающее в языке сферу своей презентации, — и в этом плане язык есть «дом бытия». В свете этого «дар речи есть не одна из человеческих способностей рядом со многими другими. Дар речи отличает человека, только и делая его человеком. Этой чертой очерчено его существо… Сущность человека покоится в языке» (М. Хайдеггер).

Трактовка языка как проявления активности человеческой сущностной экзистенции и идея наполняемости языковых структур бытием в интеллектуально-волевом человеческом усилии инспирирует современную парадигму философии языка, конституируемую в контексте культуры постмодерна. Проблема языка в контексте этой философской парадигмы задаёт принципиально новое видение языковой реальности. Восприняв от классической и неклассической традиций идеи произвольности языкового знака как единства означаемого и означающего (Ф. де Соссюр), влитости языка в культурный контекст (В. Гумбольдт), концепции лигвистической относительности (Э. Сепир и Б. Ли Уорф), плюральности значений естественного языка в концепции языковых игр (Л. Витгенштейн), идеи произвольности выбора правил языка, соотносимых с правилами игры («принцип терпимости» Р. Карнапа), конституирования смысла языковых выражений в контексте векторного человеческого усилия (М. Хайдеггер), современная философия языка генетически восходит к концепции Н. Хомски, создавшего трансформационную (генеративную) модель языка.

Парадигма постмодерна радикально артикулирует саму проблему языковой реальности. Прежде всего, текст понимается предельно расширительно: с одной стороны — мир как текст («словарь» и «энциклопедия» у У. Эко, «космическая библиотека» у В. Лейча, собственно «текст» у Ж. Дерриды). В рамках герменевтической традиции заложена трактовка языка в связи с проблематикой понимания: по Х.-Г. Гадамеру, открытое для понимания бытие и есть язык. Понимание, таким образом, задаёт как возможность понимающего мироистолкования, так и горизонт герменевтической онтологии. — Постижение смысла бытия оказывается тождественным его языковому конструированию: «система категорий — это система способов конструирования бытия» (Ж. Деррида). Задавая принципиально новое (предельно расширительное) видение языковой реальности, философия постмодерна формулирует и принципиально новые стратегии по отношению к тексту. Текст абсолютно свободен, ибо лишён «почтения к целостности (закону)» (Р. Барт), в этой связи он лишён и жёсткой структуры, будучи организован как ризома, а также центра, будучи полисемантичным: «функцией этого центра было бы… гарантировать, чтобы организующий принцип системы ограничивал то, что мы можем назвать свободной игрой структуры» (Ж. Деррида). В этом отношении классическая трактовка текста сменяется идеалом «невозможного текста» (Ж. Делёз) с «бесовской текстурой» (Р. Барт), понятого как «конструкция», коллаж цитат, организованный по такому принципу, как «ирония, метаречивая игра» (У. Эко).

Источник